83 дня ада. Этот человек за секунду получил рекордную в истории дозу радиации — что было дальше

21 декабря 2025 в 1766300400
Михалина Яновская / «Зеркало»

30 сентября 1999 года на небольшом урановом заводе в японском городке Токаймура кабинет озарился голубой вспышкой. Техник Хисаси Оучи, склонившийся над металлическим баком, не знал, что только что получил дозу радиации в 17 зивертов. Даже самые тяжело облученные в Чернобыле, тушившие горящий реактор, получили от 0,7 до 13,4 зиверта. Доза Оучи была рекордной в истории человечества. А то, что случилось с ним в последующие 83 дня, стало одной из самых жутких и спорных с этической точки зрения страниц в истории медицины.

Быстрее, больше, дешевле

Предприятие JCO в Токаймуре специализировалось на переработке уранового топлива. Это был небольшой завод в 120 километрах к северо-востоку от Токио, один из 15 ядерных объектов в районе, где примерно треть населения работала в атомной индустрии. На фабрике занимались превращением урана из одной химической формы в другую для изготовления топливных стержней. Правда, в последние годы прибыль сильно падала, завод не справлялся с конкуренцией и сократил около трети работников.

Поэтому предприятие радостно схватилось за срочный заказ - сделать малую партию топлива для экспериментального быстрого реактора-размножителя «Дзёйо» (Joyo). Он производит больше ядерного топлива, чем потребляет. Для него требовался уран, обогащенный до 18,8% - намного выше, чем 3−5% для обычных атомных станций.

Проблема была в том, что завод не делал такое топливо три года и после сокращений у него не осталось работников, которые имели необходимый опыт. Двое техников, 35-летний Хисаси Оучи, 40-летний Масато Синохара и их 54-летний начальник Ютака Йококава, которым нужно было выполнить эту задачу, около 15 лет работали на фабрике, но с подобной задачей столкнулись впервые и не были как следует обучены.

А сроки поджимали - сдать топливо нужно было «еще вчера», 28 сентября.

По утвержденной технологии процесс был долгим. Сырье - порошок оксида урана - следовало растворять в азотной кислоте в специальном баке с паровым подогревом, чтобы прошла реакция и он превратился в нитрат урана. Затем раствор прогоняли через систему очистки от примесей, и он попадал в буферный бак, где перемешивался. Это был ключевой момент безопасности: бак был узкий и высокий, как колонна, и такая форма физически не позволяла урану в растворе достичь критической массы - того количества, при котором начинается самоподдерживающаяся ядерная реакция. А без этого, сам по себе и в небольшом объеме, такой раствор существенного излучения не давал.

Из буферного бака автоматический насос перекачивал урановый раствор дальше, в осадительный бак, где к нему добавляли аммиак, и после завершения реакции из жидкости выпадал твердый желтый порошок, который и использовали для топливных стержней. Осадительный бак - широкий, круглый, 45 см в диаметре, 66 см высотой, 100 литров объемом. В такой геометрии легко набрать критическую массу. Поэтому в нем никогда не должно было быть больше 2,4 кг урана одновременно. Насос перекачивал туда раствор из буфера соответствующими маленькими порциями.

Весь этот процесс - растворение с подогревом, очистка, дозированная перекачка - занимал много времени. Но такой порядок гарантировал безопасность.

Однако на заводе давно отказались от этой процедуры. Еще в 1993 году руководство JCO разрешило работникам использовать ускоренную схему - смешивать компоненты вручную в обычных металлических ведрах и заливать прямо в осадительный бак через воронку, минуя буферную емкость. Более того, разрешалось и превышать лимиты количества урана в баке - все ради большей производительности.

В 1995 году комитет по безопасности предприятия эту схему одобрил, а в 1996-м появилась даже неофициальная инструкция с рекомендацией «метода ведер». Рабочие понятия не имели, что эти изменения никогда не согласовывались с властями - хотя разрешение на изменение процедур в ядерной области нужно было получать у самого премьер-министра.

Семь ведер

Утром 30 сентября Оучи и Синохара продолжали делать раствор урана и заливать его ведрами в осадительный бак. Так как уже не было времени работать порциями по 2,4 кг, было решено налить в бак весь раствор, перемешать и затем добавлять аммиак для получения порошка.

Но до стадии осаждения дело не дошло. Техники не подозревали, что высокообогащенный уран (18,8%) при превышении лимита поведет себя совсем иначе, чем 3−5-процентный, с которым они всегда имели дело раньше.

Синохара лил, а Оучи держал воронку. Йококава сидел за столом примерно в четырех метрах от них, занимаясь бумажной работой.

Когда в 10:35 Синохара заливал седьмое ведро, в баке было уже 40 литров жидкости с примерно 16 килограммами урана - в семь раз больше допустимого максимума.

В этот момент уран в широком баке достиг критической массы. И началась неконтролируемая цепная ядерная реакция.

Синяя вспышка

Сначала люди в комнате увидели вспышку - призрачное голубое свечение. Это черенковское излучение, которое возникает, когда заряженные частицы движутся быстрее, чем свет.

В следующее мгновение завыла сирена радиационной тревоги. Трое рабочих почувствовали боль, головокружение, их начало тошнить. Оучи не мог нормально двигаться и вскоре потерял сознание. Коллеги вынесли их из помещения и вызвали скорую.

А реакция в баке продолжалась почти 20 часов - до следующего утра. Емкость превратилась в подобие примитивного ядерного реактора без защиты, который непрерывно испускал смертельное излучение. Нейтроны и гамма-лучи пронизывали стены здания. Остановить это смогли только утром 1 октября, когда слили воду из охлаждающей рубашки вокруг бака: она работала как отражатель нейтронов, возвращая их обратно в раствор и усиливая реакцию. Затем в бак добавили поглотитель нейтронов - борную кислоту, установили защитные экраны. Только тогда излучение прекратилось.

С момента аварии властям понадобилось больше четырех часов, чтобы отдать приказ об эвакуации всех, кто находился в радиусе 350 метров от завода (всего вывели 161 человека). Еще 310 тысяч жителей в радиусе 10 километров получили указание оставаться в домах в течение суток.

Черные точки

Двое рабочих получили смертельную дозу радиации мгновенно - буквально в первые секунды после вспышки. Оучи, который стоял прямо над баком, нависая над жидким ураном, получил 17 зивертов - самую высокую дозу в истории человечества. Синохара, стоявший на платформе в полуметре от бака, получил 10 зивертов. Йококава - 3 зиверта.

Для сравнения: обычный рентген грудной клетки дает дозу 0,0001 зиверта, компьютерная томография органов брюшной полости (одна из самых «дозоемких» медицинских процедур) - 0,01 зиверта. Чтобы получить дозу, которую получил Оучи за секунду, нужно сделать 170 000 рентгенов или 1700 томографий подряд.

Доза более 6 зивертов считается практически неизбежно смертельной.

Рабочих сначала доставили в Национальный институт радиологических наук в Чибе, где анализы показали, что уровень лимфоцитов в крови упал практически до нуля. Оучи и Синохара были в критическом состоянии, их перевели в госпиталь Токийского университета.

Поначалу Оучи, крепкий мужчина, бывший игрок школьной команды по регби, выглядел относительно нормально. Лицо слегка покраснело и отекло, глаза налились кровью, но видимых ожогов и волдырей не было. Он жаловался на боль в ушах и руке.

Но состояние стремительно ухудшалось. Через день ему понадобился кислород, живот распух. Через шесть дней после аварии специалисты изучили образец костного мозга и увидели то, чего не видели никогда. На снимках хромосом были видны только беспорядочно разбросанные черные точки. То есть хромосомы были полностью разрушены. Тело Оучи больше не могло производить новые клетки.

7 октября врачи провели экспериментальную процедуру - трансплантацию стволовых клеток периферической крови. Это была новая методика, которую еще никогда не применяли для жертв радиации. Донором стала сестра Оучи. Первые результаты казались обнадеживающими - количество белых кровяных телец начало расти.

Но радиация продолжала свою работу. Кожа начала слезать - при снятии пластырей отходили целые куски. Росли волдыри. Поскольку из-за уничтожения хромосом кожа больше не регенерировала, эпидермис - внешний защитный слой - постепенно отмирал.

Через две недели после аварии Оучи больше не мог есть и перешел на внутривенное питание. Боль стала нестерпимой. Он страдал от жажды, которую ничем нельзя было утолить. Трансплантированные стволовые клетки тоже начали разрушаться - остаточная радиация подействовала и на них. Количество лейкоцитов снова упало. Врачи провели множество пересадок кожи, но трансплантаты не приживались: без способности к регенерации тело просто не могло их принять. Кожа сочилась кровью и жидкостью по 3−4 литра в день, кровоточили и внутренние органы.

«Я больше не могу этого выносить, - говорил Оучи врачам, согласно ряду источников. - Я не подопытная морская свинка».

Семья против смерти

Но семья Оучи - жена, с которой они вместе были со школы, сын-третьеклассник, сестра, родители - не могла смириться с тем, что его нужно отпустить. А их мнение, как это, по крайней мере тогда, было принято в Японии, являлось определяющим для врачей. Пока Оучи был в сознании и мог говорить, семья видела перед собой живого человека, а не умирающего. Временное улучшение после трансплантации стволовых клеток питало надежду.

Глава отделения интенсивной терапии Кадзухико Маекава давал близким видеться с Оучи каждый день, надеясь, что они постепенно примут реальность. Семья складывала для него бумажных журавликов - древняя японская традиция, связанная с надеждой на исцеление.

Врачи понимали, что спасти его невозможно: ДНК разрушена, тело не может производить новые клетки. Продолжать лечение, которое приносило человеку невыносимые мучения и не могло его спасти, было нравственной пыткой и для самих медиков. Но пока семья просила продолжать, а сам пациент, будучи в сознании, не отказывался от процедур, врачи не могли просто остановить все.

На 59-й день, 27 ноября, у Оучи случились три сердечных приступа за час. Врачи каждый раз реанимировали его. После этого он больше не приходил в сознание. Анализы показывали приближающуюся почечную и печеночную недостаточность. Сердце работало только на вазопрессорах, повышающих кровяное давление. Но близкие не готовы были отключить Оучи. Жена мужчины надеялась, что он хотя бы доживет до 1 января 2000 года - встретит новое тысячелетие.

19 декабря, когда Оучи уже больше трех недель находился в коме, врачи пригласили семью в отдельный кабинет. Потратили несколько часов, детально объясняя на мониторах и графиках, что мужчина фактически мертв, его тело просто еще не остановилось. Они предложили подписать распоряжение о запрете реанимации в случае новой остановки сердца. Семья наконец согласилась.

21 декабря 1999 года в 23:21, на 83-й день после аварии, сердце Хисаси Оучи остановилось в последний раз. Причина смерти - полиорганная недостаточность. Его тело буквально распалось изнутри.

Семь месяцев борьбы

Масато Синохара, получивший меньшую, но все еще смертельную дозу в 10 зивертов, поначалу казался более стабильным. Ему провели множественные пересадки кожи, переливания крови, трансплантацию стволовых клеток из пуповинной крови новорожденного, использовали противораковую терапию, его костный мозг почти восстановился. 1 января 2000 года Синохара даже смог на инвалидной коляске выехать в больничный сад - впервые за месяцы увидел небо и подышал свежим воздухом.

Но позже его внутренние органы также стали кровоточить, а в конце февраля началась пневмония. Легкие, поврежденные радиацией, не справлялись с инфекцией. Его подключили к аппарату искусственной вентиляции. Говорить он больше не мог, общался с медсестрами и семьей записками. Одна из последних была - «Мама, пожалуйста».

27 апреля 2000 года, после семи месяцев в университетском госпитале, Синохара умер от полиорганной недостаточности. Врачи описывали его тело как «опустошенное» радиационной болезнью. Глава отделения интенсивной терапии Кадзухико Маекава сказал журналистам: «Я чувствую себя бессильным перед лицом этой огромной проблемы, которая была вызвана человеческой жадностью».

У Синохары остались жена и трое детей.

Условные сроки

Ютака Йококава, получивший наименьшую дозу в 3 зиверта, провел в госпитале три месяца, но его лучевая болезнь прошла в легкой форме, и мужчина выздоровел. Хотя он был не столько виноватым, сколько пострадавшим, в октябре 2000 года его арестовали вместе с пятью другими должностными лицами JCO по обвинению в профессиональной халатности, повлекшей смерти.

В апреле 2001 года все шестеро, включая бывшего директора завода Кензо Косидзиму и Йококаву, признали себя виновными. Президент JCO Томоюки Инами также признал вину от имени компании: «Я знаю, что сожалеть уже поздно. Я могу лишь искренне молиться за души погибших».

Именно в ходе суда выяснилось, что руководство JCO знало о нарушениях с 1993 года и сознательно их допускало ради экономии времени и большей выгоды. Компания даже разработала планы, как скрывать незаконное оборудование и методы от инспекций государственного Агентства по науке и технологиям. Руководство объяснило, что не обращалось за разрешением на упрощенную процедуру, потому что знало: ее ни за что не утвердят.

3 марта 2003 года суд вынес приговоры. Кензо Косидзима получил пять лет тюрьмы условно с испытательным сроком три года плюс штраф 500 тысяч иен (около 4200 долларов). Остальные пять руководителей получили условные сроки до трех лет. Никто не сел в тюрьму.

К сентябрю 2000 года JCO выплатила 121 миллион долларов компенсаций по 6875 искам от людей, подвергшихся облучению, пострадавших фермеров, рыбаков и предприятий сферы услуг. Компанию лишили лицензии на работу - первый случай такого наказания в японской истории. Завод в Токаймуре работал под управлением другой компании до 2011 года, когда автоматически остановился во время землетрясения и цунами Тохоку. С тех пор он закрыт.

После Токаймуры Япония кардинально пересмотрела ядерное законодательство. Были введены обязательные ежеквартальные проверки всех ядерных объектов, усилены требования к обучению персонала, ужесточены протоколы безопасности. Комиссия по ядерной безопасности и другие надзорные органы получили расширенные полномочия и дополнительные ресурсы для контроля за соблюдением стандартов.

Одним из ключевых изменений стало внедрение автоматизированных систем для работы с опасными материалами - чтобы снизить зависимость от ручного труда, который и стал одной из причин трагедии. Все объекты обязали разработать и регулярно обновлять планы экстренного реагирования, включая процедуры эвакуации и учения на случай аварий с достижением критичности.

Всего 30 сентября 1999 года в результате ошибок и пренебрежения правилами безопасности облучению подверглись 667 человек, 119 из них получили дозу выше 1 миллизиверта - предельно допустимой годовой дозы для человека. Среди населения максимальная доза составила 21 мЗв (у большинства до 5 мЗв), среди работников завода - 48 мЗв. На радиацию были проверены более 10 тысяч человек.

Авария в Токаймуре оставалась крупнейшей по тяжести в истории Японии до катастрофы на АЭС «Фукусима» 2011 года. Международное агентство по атомной энергии присвоило ей 4-й уровень по Международной шкале ядерных событий - локальное происшествие без значительного риска за пределами объекта.